Лада, задыхаясь, добежала до ванной комнаты, безрезультатно пытаясь проглотить подступивший к горлу комок. Закрыв за собой дверь, она тут же бросилась к умывальнику, включила на полный напор воду, сдёрнула висящее на стене полотенце и, сильно прижав его к лицу, зарыдала, сотрясаясь всем телом. Ни звук льющейся воды, ни полотенце не могли полностью заглушить рвущиеся изнутри рыдания. Её ноги подкосились, и она бессильно опустилась на холодный пол ванной комнаты: «Как можно быть такими жестокими? Неужели они совсем не понимают, что делают мне больно? Господи, да за что мне всё это?!»
Она какое-то время просидела на полу, отрешённо уставившись в пространство прямо перед собой. Слёз уже не было, а только тихие всхлипы иногда вырывались из её груди. Вдруг раздался резкий стук в дверь, выведший Ладу из оцепенения:
— Ты тут долго собираешься сидеть? Наши гости уже уходят. Ты разве не хочешь их проводить?
В голосе мужа она уловила нотки раздражения и недовольства, которые очень боялась, а потому тут же постаралась сгладить ситуацию:
— Да-да, я уже выхожу. Одну секундочку.
— Ну, давай, поторапливайся. А то не совсем хорошо получается. Ты же не из джунглей Амазонки и знакома, наверное, с европейской культурой.
— Я выхожу, — Лада медленно отворила дверь, стараясь не глядеть на мужа.
— Посмотри на меня. Что с твоим лицом? — строго спросил он. Потом задумался на секунду и продолжил, медленно удаляясь. — Тебе сейчас лучше не показываться людям на глаза. Я им скажу, что ты уснула.
Лада осторожно прошла на кухню и села на стул. Мысли судорожно метались в её голове в поисках выхода из сложившейся ситуации. Она прекрасно осознавала, что её совместная с Ульриком жизнь ох как далека от идеальной. Но она также очень хорошо понимала, что её жизнь здесь, в Дании, является сказкой по сравнению с тем существованием, которое ей уготовано на Украине. Наконец Лада успокоилась, взяв себя в руки: «Всё будет хорошо. Мне нужно быть хитрее и найти общий язык с Ульриком».
Она изо всех сил попыталась сконцентрироваться на выработке плана выхода из семейного кризиса. Но тщетно. Сначала её взгляд блуждал по кухне с одного предмета на другой, как будто пытаясь что-то найти. Затем постепенно ладино внимание переключилось на кухонный кран. Она, как заворожённая, сидела и наблюдала, как на кончике крана опять и опять наливались новые капли воды. До достижения определённого размера они были устойчивыми и не обрывались, а потом вдруг срывались и падали, звонко ударяясь о холодный металл раковины, назойливо отбивая ритм. «Опять поторопилась и плотно не закрыла. Надо закрыть, а то Ульрик будет ругаться», — молниеносно пронеслось в голове. Но она не двинулась с места, продолжая сидеть и смотреть на падающие капли воды.
Постепенно, в своих мыслях, Лада оказалась далеко-далеко в детстве, в Кривом Роге, когда будучи шестилетней девочкой она сидела на кухне и смотрела на кран с водой, считая падающие в раковину капли. Кухонька была очень маленькая, а капли падали, потому что у отца не было возможности заменить прокладку. Но ей это было даже на руку, потому что она придумала особую игру, смысл которой заключался в том, чтобы угадать, сколько капель должно упасть в раковину до прихода отца домой. Причём, именно с последней каплей батя и должен зайти в дом. Самое удивительное заключалось в том, что чаще всего она угадывала. «Папка, я так несчастна», — слёзы опять навернулись на глаза. Лада уже и не старалась их смахивать. Они медленно стекали по щекам, а затем падали на колени, оставляя на платье мокрые пятна.
— Ну, всё, с меня хватит! Мы должны, наконец, серьёзно поговорить! — Ульрик так неожиданно влетел на кухню, что Лада вздрогнула и со страхом уставилась на него. — И разговор должен состояться прямо сейчас! Я не могу и не желаю больше ждать! И мне совершенно наплевать, что ты сейчас не в настроении!
— И о чём ты хочешь поговорить? — Лада взяла бумажную салфетку, вытерла ею слёзы, а затем тихо в неё высморкалась.
— О нас и нашем будущем, — всё ещё с некоторым раздражением в голосе громко произнёс Ульрик.
— Хорошо. Я готова. Давай поговорим, — медленно отозвалась Лада, глядя на мужа широко открытыми глазами. В её голосе слышалась смертельная усталость пополам с обречённостью.
Ульрик взял с полки стеклянный стакан, подошёл к раковине и до краёв наполнил его холодной водой. Затем поставил стакан на стол и, тяжело вздохнув, уселся напротив жены, не отводя от неё изучающего взгляда. «Слава Богу, что он не обратил внимания на неплотно закрытый кран», — искрой мелькнуло в ладиной голове.
— Так вот, я считаю, что мы не можем дольше жить вместе. Нам следует развестись. Вот и всё, что я хотел тебе сказать, — скороговоркой выпалил Ульрик, переведя взгляд с жены на потолок кухни.
— Извини. Повтори, пожалуйста, что ты сказал. Я думаю, что я не поняла твои слова, — почти шёпотом выдавила из себя Лада.
— Я сказал, что хочу с тобой развестись, — холодным и безразличным голосом повторил Ульрик, стараясь не глядеть ей в глаза.
— А можно спросить: «почему»? — последовал осторожный вопрос.
— Потому, что я тебя не люблю и никогда не любил. Вот почему.
— Так почему же ты тогда на мне женился? — Лада уже не могла больше сдерживаться и громко заплакала.
— Ты хочешь знать правду?
— Да. Хочу.
— Потому, что Мона тогда ушла от меня к другому мужчине, и я решил жениться на тебе, чтобы постараться её забыть. И потом, я ведь действительно надеялся, что смогу тебя полюбить, но, извини, не получилось. А несколько месяцев назад Мона рассталась с этим мужчиной. Как она говорит, потому, что осознала, что не может без меня жить. И потом, у нас дети. Девочки уже достаточно взрослые, чтобы понимать, что происходит. И для них самое лучшее – это семья. Где есть любящие их мама и папа. Причём настоящий папа, а не чужой дядя. Вот поэтому мы и должны опять стать настоящей семьёй. Понимаешь?
— А как же я? — еле слышно спросила Лада, не моргая глядя на мужа полными слёз глазами.
— Извини, — только и смог вымолвить Ульрик. После недолгой паузы он продолжил. — Я же человек! И прекрасно понимаю, что речь тут идёт и о твоей жизни. О виде на жительство. О неизбежности депортации в случае нашего развода. Я очень долго обо всём этом думал. Я только о твоих чувствах ко мне, извини, никак не мог подумать, потому что этих чувств нет, и никогда не было. И не надо мне лгать.
— А я и не собираюсь тебя обманывать. С самого начала наших отношений я очень тебя уважала. Ты мне сильно нравился. И это настоящая правда. Но постепенно ты сделал всё, чтобы изменить моё к тебе отношение таким образом, чтобы я тебя не смогла полюбить и, тем более, зауважать ещё больше, а стала лишь бояться и избегать.
— Ну вот. Значит я всё правильно понимал. Ты меня никогда не любила. Ну и Бог с ним. Сейчас нужно говорить не об этом. А о том, что я не имею права жертвовать своей жизнью и жизнью моих любимых людей ради того, чтобы ты смогла остаться здесь, в Дании. Я думаю, что это было бы несправедливо по отношению ко мне, к Моне и, конечно, к девочкам. Ну, в общем, ко всем нам. У нас в планах опять зарегистрировать наши отношения, а потому я должен развестись с тобой.
— Ульрик, пойми, мне некуда ехать, если меня депортируют. А другой возможности остаться здесь у меня нет. А нельзя ли подождать с разводом, пока я не получу постоянный вид на жительство. Я имею в виду, подождать с документами.
— Да ты что, сошла с ума?! Ты лучше бы прочитала новый закон о получении постоянного вида на жительство! Там столько требований, которые должны быть удовлетворены для его получения. Например, тебе нужно проработать на полной тридцати семичасовой рабочей неделе в течении последних трёх лет. Что ты говоришь, Лада! Дай Бог, чтобы ты умудрилась получить постоянный вид на жительство через три года! Извини, мы с Моной и девочками не можем так долго ждать. Извини.
— Я всё поняла. Сколько у меня есть времени?
— Ну, я думаю, неделя у тебя есть. Может быть, чуть больше. Всё зависит от того, сколько времени уйдёт на всю бумажную волокиту, — великодушным тоном произнёс Ульрик и облегчённо вздохнул.
— Спасибо ещё раз. Я всё поняла, — Лада медленно поднялась со стула. —Спокойной ночи. Ничего, если я буду спать на диване в кабинете?
— Наша спальная кровать достаточно широкая, чтобы мы смогли уместиться на ней вдвоём.
— Я не думаю, что это очень хорошая идея. Спокойной ночи, Ульрик, — Лада вышла из кухни.
— И тебе, — ответил тот уже после того, как его жена удалилась, плотно закрыв за собой дверь.
Первым делом Лада зашла в спальню, чтобы забрать дорогую для себя шкатулку. Уже потом, в кабинете, усевшись у письменного стола, она её осторожно открыла и высыпала содержимое на стол. Старая фотография отца. Почтовый конверт с сухими соцветиями рапса и отцовской открыткой. Лада очень осторожно взяла в руки старую, с заломанными краями фотографию, поднесла её к губам и поцеловала: «Папка, как же я тебя люблю». Потом она медленно и аккуратно вернула её на место в шкатулку. Затем достала из почтового конверта подписанную отцом открытку. Медленно, еле слышно проговаривая вслух каждое слово, она стала читать послание, написанное его старательным и угловатым почерком. Она уже почти дочитала его до конца, как вдруг вздрогнула, открытка выпала у неё из рук. Лада трясущимися руками опять её подняла и ещё раз вслух прочитала концовку: «Мы скоро встретимся. Я тебя жду, моя Ладушка». Она опять и опять пробегала глазами по тексту, но так и не смогла там обнаружить слова «Однажды ты будешь счастливой!», которые она перечитывала сотни раз, и которые на протяжении многих лет её жизни давали ей надежду, что скоро всё должно измениться в лучшую сторону.
Лада откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Бескрайнее поле ярко жёлтого рапса. Голубое небо. Чистота и покой. «Папка, жди меня, я скоро к тебе приду!»
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2019/10/05/1446 Следующая глава: http://www.proza.ru/2019/10/05/1467